Интервью отца Геннадия телеканалу Абакан24 в проекте «Дома лучше»:
Мы находимся в крестильном храме Абакана на территории храма святых равноапостольных Константина и Елены. И сегодня герой нашей программы протоиерей Геннадий Фаст.
Здравствуйте, отец Геннадий. Я очень рада с Вами встречаться, потому что вот в этом храме прошло огромное количество бесед с нашим телеканалом. Вы говорили со зрителями, рассказывали им о Библии, близкие истории, отвечали на их вопросы. Но сегодня вопросы будем задавать мы, потому что очень хочется немножко больше узнать о Вас, как о человеке.
Cкажите, пожалуйста, каждый ли человек в своё время находит путь в храм?
Если честно, то, пожалуй, не каждый. Если бы каждый, то все бы люди были в храме, да? Не каждый. Но каждому человеку Господь стучится в сердце.
В Библии есть такие слова, что Господь стучит в сердце два или три раза. То есть, нет ни одного человека, который когда-нибудь Богу скажет: — «А, Ты меня не звал». Это могут быть самые разные жизненные обстоятельства, условия, ещё что-то. Но, Господь стучится в сердце каждого.
И можно вспомнить грузинский фильм 80-х годов, когда старушка спрашивает: — «Где дорога в храм?». Ей говорят, что эта дорога в храм не ведёт. Она растерянная: — «А зачем эта дорога, если она к храму не ведёт?».
То есть, каждому человеку эта возможность представляется, Господь каждому отворяет эти двери, но не каждый ими входит.
Отец Геннадий, а как Вы вошли в храм?
Тут, пожалуй, можно упомянуть два момента.
Первый. Я родился в глубоко верующей семье. И первым моим храмом, я так понимаю, была утроба материнская. Потому что ещё находясь там, я был предметом материнских молитв обо мне. И слова «впитал веру с молоком матери» в моём случае, они буквальные. Колыбельные песни — это были песни о Христе.
В нашей семье не просто верили, вера присутствовала, а верой жили. Она пронизывала собой всё! Весь уклад жизни. Она не просто вдруг появлялась на Пасху или Великий пост, или ещё когда-нибудь, когда какая-нибудь скорбь. Нет, просто она была всегда, и ею жили. И для меня это было совершенно естественно.
Второй. Вера материнская должна стать верой твоей собственной. Уже в отроческие годы произошло моё личное уверование, когда Господь стучал в моё сердце. И не сразу оно открылось. Это не значит, что я был неверующим. Я был верующим. Но живой Бог, который входит в живое сердце, — это другое.
То есть Вы прошли, можно так сказать, сто дорог, прежде чем пришли в храм, Вы про это хотите сказать?
Поскольку я родился в протестантской семье, веру христианскую я усвоил в протестантской форме. А уже, будучи студентом Томского университета, я встретился с православными людьми. Позже я встретился со святыми отцами в формате их творений. В библиотеке Томского университета, поскольку он был дореволюционный, были труды святых отцов. Я наугад как-то пошёл: — «А вдруг есть?!». И правда есть!
И стал запрашивать. В течение одного месяца беспрепятственно получал всё, что просил. Весь тот месяц я провёл в читальном зале. Потом «занавес закрылся» и больше ничего мне не давали. Один месяц я читал святых отцов. И вот тогда мне открылся мир православия.
А затем уже была встреча со священником, который стал моим духовным отцом и крестил меня, уже пятикурсника. И вот тогда я принял крещение в Православной Церкви, уже вполне таким немаленьким (молодой человек, пятикурсник).
А дальше всё было быстро. Через несколько лет я уже послушник при храме, к своему духовному отцу и пришёл. Университет мне в этом сам помог.
Нет, не университет. Университет ко мне отнесся очень хорошо. Меня оставили на кафедре теоретической физики, которую очень любил и сейчас люблю, но с верой это было несовместимо. И поскольку я веру свою не скрывал, и были беседы о вере, то обком партии затребовал, чтобы я освободил это место. И мне пришлось из университета уйти. Но, этим только ускорили желание моего сердца. Я уже знал, что буду служить. Только я думал, что отработаю три положенных года, так было в советское время.
Отец Геннадий, получается, что несмотря на то, что Вы выросли в верующей семье, Вы всё равно после школы, увлечённый точными науками, пошли учиться и, в принципе, Вы, наверное, даже не представляли, что когда-нибудь будете связаны с Богом так тесно, как сейчас?
Нет, представлял. Стать служителем я захотел в 10 лет. И даже почти знал, что буду.
А как это произошло?
Я говорил, что тогда это ещё была протестантская среда. Я встретился с одним проповедником, который произвёл очень глубокое впечатление. Он был не такой, как другие во многом. Он свободно владел греческим языком, читал Священное Писание на оригинале. Он однажды совершил пост сорокадневный. Имеется в виду полный пост — ничего не вкушая, никакой пищи.
Это был удивительный проповедник! Проповеди его были очень проникновенные, насыщенные, содержательные. И ещё тогда 10-летним мальчиком я подошёл к своей маме и сказал, что хочу быть, как он. Имелось в виду, что я хочу служить. И это желание не исчезало никогда, и в той или иной форме оно всегда было. И обучаясь в университете уже с первого курса, я не скрывал своей веры. В университете проповедовал, и среди студентов, и среди преподавателей, поэтому возникали те конфликтные ситуации. Началось это всё в Казахстане, там с четвёртого курса был отчислен. Потом восстановился в Томском университете с потерей курса. В результате специализацию прошёл дважды.
Время было такое, да?
Время было такое. Это были 70-е годы, 1970-е.
И Вы воспринимали это как должное? То есть, ни на кого не озлобились?
Вы знаете, я вырос в среде, где репрессированы были все. Они не спрашивали, ты сидел или нет. Они спрашивали, где, как, и сразу по делу обсуждали. А я, мальчишка, всё это слушал, жил среди таких людей. Фронтовики были на улице и в школе, а здесь были все репрессированы. И я знал, что надо окончить школу, надо жениться, надо отсидеть срок, надо проповедовать Христа. Я знал, что так все живут.
Другую жизнь не представляли. А кто Ваши родители? Ещё про них подробнее расскажите.
Возможно, в подтексте вопроса, — Были ли они священнослужители? — нет.
Они были очень просты. Папа был сельским человеком. Он учился в сельской школе ещё в начале XX века. 18 лет провел в лагерях и ссылке. А потом он был слесарем, работягой. Он был очень добрым человеком.
А мама была изнутри интеллигентка. Интеллигентнейшая женщина. Её образование было шесть классов сельской школы. На большее — не судьба, жизнь сложилась совершенно по-другому. При этом она писала абсолютно без ошибок. Владела двумя языками. Переписывала книги. Представляете, том толстой книги XIX века?! От руки переписанные христианские книги, потому-что она знала, что никогда больше ничего не издадут. Для сыновей, для внуков она переписывала книги.
Они не сохранились?
Они сейчас в Европейских музеях находятся.
Вы передали их туда?
Не я. Дело в том, что в конце 80-х-90-х годов все мои сродники уехали в Европу. Это всё туда и ушло. Мама и сама писала свои тексты.
Вы сказали, что ваш отец был очень добрым человеком. Человек испытывает очень большие трудности: испытания, репрессии, тюрьма, сроки. Это же большая боль! Но, в любом случае он находит в себе силы не быть обиженным на государство, никого не винить, а продолжать нести добро. Не каждому это дано. Особенно сейчас в нашем мире, когда люди привыкли кого-то упрекать в своих бедах и невзгодах, озлобляться. Это большой дар быть добрым!
Двух или трёх вещей у него точно не было. У него не было никакого отчаяния. Вот сейчас люди переели, переспали, шикарно одеты и — депрессия. И депрессия сейчас через одного. Это массовая эпидемия депрессии. У того поколения не было депрессии. Это были светлые люди. Никакого отчаяния.
Второе. Никакого озлобления. Помню, 1 мая или 7 ноября. Утром встаем, завтрак. Папа молится: — «Господи, сегодня они будут славить себя, они Тебя не будут славить. А к вечеру многие напьются и будут лежать, где не надо. Ты их сохрани. Ты их прости. Ты их не отвергни». Такая, почти детская молитва. Но, это уже был старец белоголовый (я родился у него поздно). И вот он молится. И это удивительно! Я бы сказал, он не только не имел зла, он их любил. И за тех, которых любил, он молился. У него любой человек был для него свой.
Как Ваши родители восприняли, что Вы пошли по Божьему пути — служению Богу, Церкви?
Здесь два момента. То, что я пошел служить Богу, на это они, естественно, благословляли. И оно почти по-другому не мыслилось, если уже 10-летний отрок это сказал от сердца.
А то, что я принял православие, это для них было очень тяжело. Это было им абсолютно непонятно. Они в этой традиции не жили. И это для них было очень больно. Но при этом не было никаких разрывов отношений, проклятий каких-то или еще что-то. Такого ничего, конечно, никогда не было. Но это было болезненно, потому что слишком расходятся пути: Православная Церковь и протестантские общины.
Отец Геннадий, скажите, пожалуйста, как Вы считаете, Библия знает ответы на все вопросы?
Как православный священник, я бы мог сейчас сказать: — «Да, конечно, на все вопросы вы там найдете ответы!». Вы знаете, Библия — это не справочник и не большая энциклопедия, в которой можно полистать «буква А… буква Б… буква В» и на все вопросы найти ответы, как мы это обычно находим. Например, есть православная энциклопедия, там десятки-десятки томов. Вот там можно на все вопросы находить ответы. Библия не такова.
Библия — это Слово Божие. Бог говорит человеку, и когда человек слышит это Слово, то дальше отвечать на вопрос ему придётся самому на основании Божьего Гласа. То есть не так: — «А, ну-ка, ну-ка, что тут написано? Вот, ага, понял». Не так. Это работает не так.
Но когда мы читаем Священное Писание, то мы проникаемся Богом. Чтобы было понятнее, например: мы общаемся с каким-то авторитетным для нас человеком, которого уважаем, ценим, любим. Общаемся, общаемся достаточно длительное время. Потом, допустим, его рядом с нами нет. И невольно во многих ситуациях, решая вопрос, мы думаем — «А как бы он поступил, а что бы он сказал по этому поводу?». Хотя он ничего по этому поводу не говорил.
Ну, поверьте, апостол Павел про клонирование ничего не писал. И про суррогатное материнство у пророка Иеремии ничего нет. Иисус Христос про это ничего не говорил. А эти вопросы сегодня есть, да? Есть. Так вот, есть в Библии ответы на эти вопросы или нет? Если ею пользоваться как энциклопедией, вот и не найдешь.
А есть инопланетяне?
Не знаю. Бог знает.
А какой возраст у Вселенной?
То есть Библия — это не справочник, который даёт нам ответы на все вопросы, а это принцип, Божий принцип, который мы воспринимаем. И он начинает действовать внутри нас. А отвечать во многом придётся самому. Поэтому в истории Церкви были Соборы. В Символе Веры мы исповедуем, что наша Церковь Соборная. То есть собираются христиане и решают те или иные вопросы. И на Соборах решались вопросы о Троице, о Боговоплощении, об иконах, и о семейной жизни, да о чём только ни решались вопросы, самые-самые разные. И, естественно, они всегда решались в контексте своего времени и культурного контекста, в котором это всё происходило.
А время идёт дальше, и культурный контекст меняется. И вот сегодня тоже Церковь Соборная. И мы опять собираемся, и мы опять размышляем, и мы опять думаем. И мы действительно находим ответы на всё из Библии, но вот не в качестве такого справочника, а Глас Божий, который звучит в нас. Дух Божий, который действует в Церкви. И вот Священное Писание — это один из основных источников, в которых мы слышим этот Божий Глас, говорящий действительно обо всём.
Отец Геннадий, сколько Вы уже служите в Абакане? Как Вас город принял?
В Абакане я служил совсем не так уж и много — четырнадцать лет.
Быстро пролетело время? Все сейчас говорят о том, что время так быстро бежит.
Вы говорите — «Все говорят» — это очень распространенное мнение. А у меня как-то немножко не так, что ли. Вы знаете, как есть матч: футболист играет, а потом дополнительное время дают.
Я воспринимаю время, в котором я сейчас живу, как дополнительное время. Матч сыгран, а теперь дали дополнительное время.
В том матче, который сыгран, Вы всё успели сделать?
Разве существует такой человек, который всё успел сделать?! На прошедший день рождения (уже прошедший), надо же себя чем-то поздравить, я написал: «Что я не сделал». Такой длинный перечень всего. Я его огласил своей семье.
Что они ответили?
Им это было неожиданно. Обычно говорят о том, что человек сделал. Допустим, я в космос не летал, таких пунктов там нет. А здесь ты осмысливаешь то, что действительно входило в твою жизнь, входило в твои планы, входило в твои возможности, имело место в твоих желаниях, и ты не сделал.
Может быть всем писать такие списки, чтобы было к чему стремиться?
Кстати, за этот год я кое-что сделал.
Не откроете секрет?
Одну книгу (которая в списке была написана, как не написаная) дописал. Я её очень много лет писал, и вот довершил. Она ещё не издана в издательстве.
Кстати, в списке было такое, что я не осуществил желание своей жены. А у неё было желание со школьных лет побывать во Владивостоке. И вот в этом году осуществил.
Здорово! Отец Геннадий, скажите, пожалуйста, кто-то из Ваших родных пошёл по вашим стопам, стал священником?
Ну, смотря что такое «стопы». Если говорить о вере, то, к счастью, все мои дети в вере. Внуки — тоже да. Старшая внучка уже студентка, дальше внуки ещё поменьше — мы все живем в вере и дети все активные христиане. Они активны в своей вере. Но священника среди моих детей нет.
А Вашей самой младшей внучке сколько лет?
Вот какой вопрос?! Самой младшей лет пять, что ли.
А она понимает, что её дедушка священник?
Все понимают.
Понимает, что к нему приходят за советом, спрашивают?
Все понимают, что священник, да. Бывали всякие ситуации. Вот приезжает маленький внук. Вот у него дедушка. Потом маленький внук идёт на службу (а я живу в ограде церковной) и там священник. И потом вдруг выясняется, что этот священник, это и есть его дедушка и у внука там в мозгах что-то происходит.
Это нелегко склеить, потому что он священников видел и он дедушку видел, а что дедушка — священник, это открытие. На это было интересно смотреть. Наверное, и себя помню: какие-то вроде элементарные простые вещи, но в детстве это открытия.
Многие сейчас говорят такое слово «тяжелые времена». Скажите, пожалуйста, времена действительно тяжелые или мы их сами сделаем тяжелыми?
Тяжелые бремена, а не времена. Бремя греховное — вот это тяжело.
Отец Геннадий, скажите, пожалуйста, что для Вас означают слова «дома лучше»?
Наверное, то же самое, что для всех. Дом — это моя крепость. Дом — это твои родные. Дом — это твоя семья. Дом — это место, где ты общаешься с Богом. Я немало езжу, много бываю в поездках, и вот когда уже возвращаешься (беру теперь этот период): вот уже Абакан, вот уже улица Пушкина, вот уже ограды церковные, вот я открываю двери, захожу в дом.
Путешествие ещё не кончилось.
Я поднимаюсь в свою комнату, подхожу к своей иконе, перекрестился, поклонился — всё, дома! Образ Спасителя, для меня Сам Спаситель и, конечно же, письменный стол — это лучшее, что есть.
Я благодарю Вас за этот откровенный разговор.
И Вам тоже Божьего благословения и всем нашим слушателям телевизионным, чтобы действительно каждый обрёл свой дом, в котором не просто хорошо, а в котором лучше.